| ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ
Утром мама позвонила, сказала, что ей плохо. Потом перезвонила сестра,
сказала, что мама успокоилась, заснула, чтобы мы не торопились, но все же
приезжали. Когда я приехал, у подъезда стояла "Неотложка". В комнате врач. У
мамы кислородная маска.
Гримваген, актерские вагоны в аренду - Вам решать, - сказал врач. - Необходима больница. Боюсь, не довезем...
Но мама слышала эти слова и попросила:
- В больницу!
Больница через три улицы. "Неотложку" трясло на ухабах. Я сидел около
койки, сжимая горячую мамину руку. Довезли.
В больнице к маме сразу притащили какой-то агрегат, называемый
"капельницей". Врач "Неотложки" повторял: "Бабушка очень плоха". (Почему-то
он называл мою маму бабушкой.) Однако больничные врачи заверили - дескать,
ничего страшного, кризис миновал, возвращайтесь домой, а навещать больную
приходите завтра, в указанное для посещений время.
Мы вернулись в мамину квартиру. Телефонные переговоры с братом. Брат -
человек занятой. Срочная работа, маленькие дети. Договорились, что особой
спешки нет, но он все же приедет через пару часов прямо в больницу.
Сестра маятником ходила по комнате. Сказала: "Пойдем лучше в больницу".
Пришли. Наверх не пускают. Не положено. Гардеробщик неумолим, как вахтер
номерного завода. Сестра оставила свое пальто мне и пошла наверх.
Гардеробщик вопил вслед. Потом я кинул пальто и побежал наверх. На
лестничной площадке сестра ревела в полный голос. Я высунулся в коридор. В
другом конце, прямо на полу... и склонившиеся над ней женщины в белых
халатах. Вдруг эти женщины разом, как по команде, распрямились и отошли. А
она осталась лежать на полу, на тонкой подстилке. Откуда-то появилась
кровать на колесиках. Подняли с пола, положили на кровать, глухо накрыли
одеялом. Повезли в сторону.Узнать, сколько стоит профессиональная чистка зубов в нашей клинике, можно посмотрев прайс-лист на услуги наших специалистов.
Поравнявшись со мной, белые халаты образовали нечто вроде стены. Я
сказал:
- Как видите, я спокоен. Не будет никаких сцен. Приподымите одеяло.
Ей еще не успели закрыть глаза. Глаза были черными, в них запечатлелся
ужас. И капли на щеках. Но лицо моей мамы было удивительно живым...
Я остался в вестибюле больницы и ждал брата. Через стеклянную дверь я
видел его появление, и он увидел тоже через эту дверь, как я иду к нему
навстречу. И все понял.
Мы с братом пришли в районный ЗАГС за полчаса до закрытия. У окошка
регистрации никого не было, но девушка-регистраторша рявкнула:
- Явились не запылились! А позже не могли?
Брат скрипнул зубами и боком, боком двинулся к окошку. Я почувствовал,
что он сейчас запустит стулом в эту милую девицу, и заговорил как можно
спокойнее:
- Мы ведь не свадьбу оформлять. Человек умер...
- Ладно, - проворчала девица, - вижу, давайте бумаги. Но в следующий
раз...
Так и сказала: "В следующий раз..." На стене красовался плакат: "Добро
пожаловать!"
Моя мама была персональной пенсионеркой. После смерти персонального
пенсионера родственники имеют право получить его пенсию еще за два месяца.
Я просунул бумаги в окошко сберкассы. Инспекторша надела очки и
всплеснула руками:
- Надо же, как устроились!
Я догадался, что возмутило женщину. Мама получила очередную пенсию 20
ноября. А умерла 22-го. Если бы она умерла 19-го, то ноябрьская пенсия пошла
бы в счет этих двух. Действительно, ловко устроились! Получают пенсию и тут
же умирают, а государству надо платить еще за два месяца. Впрочем, от
дальнейших восклицаний инспекторша воздержалась. Нечего делать. Раз
перехитрили, надо платить. Закон есть закон.
Моя мама умерла в 78 лет. Всю свою жизнь она работала врачом. Но
персональную пенсию ей дали не за это. В 1919 году она вступила в партию.
Когда умирает старый член партии - положено дать объявление в газету. Это
объявление принимают только с визой райкома партии. Несколько
старичков-пенсионеров из парторганизации при ЖЭКе, в которой мама состояла в
последние годы, добровольно вызвались похлопотать. И старички честно бегали
по райкомовским лестницам, ждали в приемных и получили высокую визу. Но -
звонок и расстроенный голос в телефонной трубке:
- Виза есть, за объявление в газету должен платить райком, но... - трубка
откровенно всхлипывает, - говорят, в райкоме нет сейчас денег. Деньги будут
в конце недели, но сейчас... Что делать?
Я прошу их не волноваться. Спасибо, товарищи! Мы сами заплатим. Брат
поедет в газету, все уладит...
Мама была в партии пятьдесят лет, но у райкома нет денег для объявления о
смерти старого большевика. Хорошо, что мама об этом никогда не узнает.
Брат едет в газету. И снова звонит телефон. Убитый голос брата:
- Не хватает денег на объявление. Я же не знал, что это так дорого. Касса
закрывается, а в долг не верят...
Таким образом, объявление появится после похорон. И тут я вспоминаю, что
у меня есть возможность выйти, так сказать, из шкуры простого советского
человека. Я знаком с дочкой главного редактора этой газеты. Когда-то она
училась у меня в классе. Набираю номер. Сбивчиво объясняю, в чем дело,
обещаю, что, разумеется, отдам при встрече... Меня обрывают на середине:
- Где ваш брат? В коридоре редакции?
Потом брат рассказывал, что через пять минут после нашего разговора к
нему, причитая, неслась секретарша главного редактора, размахивая деньгами,
которые ей лично дал шеф.
Короче говоря, в конце концов все было сделано так, как этого, наверное,
хотела бы мама. И пенсионеры из ее жэковской организации принесли венок,
купленный в складчину, и организовали прямо на квартире нечто вроде митинга,
произносили речи, говорят, хорошо выступали. Я не слышал, сидел в другой
комнате вместе с моими друзьями. И поймал себя на мысли, мол, маме приятно
было бы узнать, что почтить ее память пришло много людей...
И еще помню, что я все время хлопотал, встревал в какие-то мелочи, что-то
улаживал. Вполне мог без этого обойтись. Но знаете, когда ты вроде бы при
деле, как-то легче. Впрочем, кто-то ведь должен был быть "при деле". Почему
не я?
Утром я сел в автобус у Ваганьковского кладбища и поехал в морг, на
другой конец города. Шофер автобуса был как бы представителем государства, я
же был обыкновенным гражданином, с которого можно драть три шкуры. Все, что
было заплачено ранее, теперь почему-то не считается. Я принял эти условия.
Шофер посадил в автобус своего дружка, вроде бы для подмоги. Еще десятка. Я
согласился и с этим. У морга меня ждал коллега из школы, преподаватель
физики. Вчетвером (похоронная команда из двух учителей и двух могильщиков)
мы перетащили гроб в машину...
Новый крематорий, "обслуживающий" сейчас москвичей, расположен в десяти
километрах за кольцевой автомобильной дорогой. Мы ехали опять через весь
город, и улицы, с жидкой кашей из снега и грязи, кипели под колесами ревущей
индустрии. Наш автобус лихо выворачивал между огромными трейлерами и
самосвалами, и мы неслись как на пожар Новый крематорий - это модерная фабрика, конвейерное производство. Мы
встали в хвост очереди. И тут шофер сказал, что не может ждать, ибо должен
взять своих детей из детского сада. Причина, бесспорно, уважительная. Но
почему он не предупредил меня заранее, когда я оформлял заказ в конторе?
Наивный вопрос. Я расплатился. И довольный шофер решил меня выручить. Он
привел водителя другого автобуса, явного калымщика. Хищный, оценивающий
взгляд. Ладно, уж так и быть, калымщик отвезет нас обратно в город, но...
Астрономическая сумма. Мне некуда деваться. Хоронить маму приехало много
стариков. Как им потом тащиться из загорода с тремя пересадками? Мне нужен
автобус. Я согласен.
Очередь конвейера движется не спеша. Калымщик подходит опять. Глаза его
пылают фиолетовым пламенем. Он понимает, что с меня можно драть и драть. Он
грозится уехать через пять минут или... Ладно, я согласен. Лезу в карман,
отсчитываю деньги. Через десять минут все повторяется снова. Как в игре -
ставки повышаются. И так он подходил ко мне еще три раза...
Сервис первого в мире государства рабочих и крестьян показывал свой
звериный оскал.
Что ж, думал я, хорошо, что моя мама никогда об этом не узнает.
БЕГА
|