Это было весной 1981 года. На очередной медосмотр к врачу киевского «Динамо» я вошел вместе с 23-летним полузащитником Андреем Балем. К нам в клуб его пригласили из львовской команды «Карпаты». 

Он был уже хорошо известен в футболе. Выходил на поле с капитанской повязкой сборной юниоров, которая выиграла в 1977 году первенство мира среди своих сверстников. Играл и в молодежной сборной СССР, победившей в 1980 году на чемпионате Европы. Баль сразу занял место в основном составе «Динамо», а вскоре вошел и в первую сборную Советского Союза. В динамовском коллективе он держался всегда скромно и всегда с каким-то особым почтением заговаривал с ветеранами команды.
Осмотр уже заканчивался, когда Баль, внимательно оглядев меня, вдруг спросил:
— Скажи, пожалуйста, Олег, как это тебе за одиннадцать лет так удалось сохраниться?
Я пожал плечами. Признаться, никогда об этом не задумывался.
— Это все гены, Андрюша! Гены! — бросил доктор Балю, не поворачивая головы в его сторону.
— Да, наверное, вы правы, — согласился тот. — Я здесь только полгода побегал, и то уже сердце пошаливает.
От врача я поднялся на второй этаж в свою комнату под номером одиннадцать. Прилег. До дневной тренировки еще было много времени, и я намеревался вздремнуть. Но сон не шел. Вопрос Баля и такой уверенный ответ доктора возвратили меня в далекое детство, в родительский дом…
В одном из наших семейных альбомов есть две фотографии. Судя по подписям, сделанным под каждым из этих снимков аккуратным почерком отца, мне в ту пору шел пятый год. На одной из этих фотографий мяч кажется чуть ли не больше меня. Но левая нога победно поставлена на мяч. На втором снимке я, довольно щупленький мальчишка, отталкиваюсь от стартовых колодок, а старт мне на беговой дорожке стадиона дает моя мама. Эти снимки свидетельствуют, что с самого раннего детства во мне боролись легкоатлет и футболист.
Судьбе было угодно, чтобы мое раннее детство прошло в районе республиканского стадиона. На его футбольное поле я, разумеется, тогда и не выходил. Зато носился всласть по крутым склонам горок, окружающих стадион, в садах и зарослях, густо покрывавших склоны этих горок. А зимой наша любимица овчарка Джек, запряженная в санки, мчала меня по первому пушистому снегу. Я стремглав летал на лыжах с самых крутых гор. Говорили, что по этому признаку маму даже узнавали на улице. Это, дескать, мать того самого малого в кожушке, который с таких горок съезжает, где даже взрослые боятся.
Потом мы переехали в милый моему сердцу Первомайский жилой массив, больше известный в Киеве под названием Чоколовка. Это один из первых в городе районов, застроенных после войны удобными для жилья пятиэтажными кирпичными домами, летом утопающими в густой зелени. Для детворы здесь раздолье: много простора, сады и парки, десятки дворовых спортивных площадок. Есть даже свои облюбованные футбольные поля. На чоколовских полянах и начались мои «футбольные университеты». И тут замечу, что мне определенно повезло на… родителей.
Что слышат обычно мальчишки и девчонки от своих мам и пап? «Не гоняй!», «Не прыгай!», «Не шали!» и еще десятки всевозможных запретов. Даже судя по прессе, кажется, что почти всем нашим известным мастерам в детстве их матери запрещали гонять мяч. Сам читал в книге нашего знаменитого футболиста Виктора Понедельника, как он поступил в одну из школ Ростова, которая была по соседству со стадионом, и его отец сказал матери: «Ну, мать, быть твоему сыну футболистом!» Но мама будущего центрфорварда сборной СССР, обладателя Кубка Европы и заслуженного мастера спорта в ответ только охала, махала на мужа руками и приговаривала: «Не дай бог!»
Мне родители играть не запрещали. Больше того, мама сама привела меня в секцию футбола. Вообще о своей маме я должен рассказать особо. И не только потому, что, как говорят люди, хорошо знающие нашу семью, я генетически — копия своей матери. А прежде всего потому, что она была тем первым человеком, который буквально за руку привел меня, несмышленыша, в прекрасный мир спорта. И за это я искренне ей благодарен.